Хрупкая грань
Когда ты пришел, я, конечно, еще и не думала собираться. Мой виновато-улыбающийся взгляд в ответ на твой укоризненно-улыбающийся сразу развеял в пух твою попытку рассердиться. "Мы не опоздаем..." - подумал ты, слегка вздрогнув от просыпающегося где-то в глубине желания, улыбнулся мне вслед уже без укоризны - я упорхнула в соседнюю комнату одеваться - и пошел делать кофе. Пока ты блуждал по своим фантазиям, кофе убежал, наполнив кухню, а затем и квартиру очень резким и слегка горьковатым запахом. "Сегодня будет интересный вечер, интересный" - подумал ты, неся подносик с парой чашек и конфетами, и улыбнулся. Перед дверью постарался по возможности стереть с лица улыбку, которая уже явно приобретала оттенок похотливой, и с непонятным выражением на лице вошел в комнату.И тут же остановился. Я не притворила плотно дверь спальни, забыла, видимо ("Впрочем..."- мелькнула мысль...), и сейчас колдовала перед зеркалом, вполоборота ко мне. Женщина перед зеркалом не замечает ничего, и ты мог спокойно любоваться, не опасаясь, что она увидит и прикроет дверь, как обычно погрозив пальцем. На мне была надета...? Что-то легко-воздушное на тоненьких бретельках, очень короткое, довольно облегающее и просвечивающее розовым в попытке то ли скрыть тело, то ли показать его. Ближняя к тебе бретелька слетела с плеча и была видна верхняя часть груди, без лифчика, полненькая и аппетитная. Ляжка тоже была открыта полностью, только ты так и не понял, надеты ли на мне трусики, открытым было только начало попки, а дальше шли кружева и шелк боди, которые, оказывается, все-таки, кое-что скрывают... Я быстро наносила какие-то кремы, что-то растирала и похлопывала, смахивала кисточкой, и вообще, очень походила на средневекового алхимика.
Только на прекрасного и свежего, а не того пыльного старикана, которого обычно рисуют на картинках. Я была поглощена своими баночками и тюбиками, а ты мною, и простоял с подносом, наверное, довольно долго, очнувшись уже от нарастающей тяжести в руках. Ты поставил поднос, налил кофе и добавил в него коньяк. И сел... но не в свое кресло, которое стояло спинкой к двери, а в мое. Взял журнал и сделал вид, что читаешь... Я же видела, что ты только делаешь вид... Я довольно долго еще колдовала, и ты даже на самом деле полистал журнал. Но вот я разобралась с кремами, решительно завинтила пяток баночек и... отвинтила тушь. Ты уже ожидал, что я встану, и готовился заметить, надеты ли на мне трусики, но тут у тебя вырвался вздох. Я услышала. А может, улыбнулась каким-то своим мыслям и, наклонившись ближе к зеркалу, почти вплотную, стала с воодушевлением подводить ресницы. Но ты был вознагражден. От наклона боди еще больше сползло с груди и, кажется, не упало совсем, лишь зацепившись за сосок. Грудь колыхнулась, ты почувствовал ее мягкость и упругость одновременно, и даже, кажется, увидел розовый ореол вокруг соска. Желание схватить, сжать меня стало довольно сильным, ты сглотнул слюну и выпил пару глотков кофе. Попка моя также оголилась еще больше, но трусиков видно не было. "Наверное, еще не надела" - подумал ты, и... встал? и ничего! Остался сидеть. Сегодня мы идем в театр!..
В конце концов, и с этой процедурой было покончено, я встала, несколько отодвинулась от зеркала, и оценила, так сказать, вид целиком. Твои желания не оправдались, ни трусиков, ни их отсутствия ты так и не заметил, более того, я поправила бретельку, и мои грудки ты уже не видел. Вырез был большой, но я стояла боком. Ну, вот, все, сейчас закроется... Но я не закрылась... подошла к шкафу, достала какое-то белье. Посмотрела, что-то положила обратно, достала другое, опять разложила на кровати, стала рассматривать и оценивать. Вот, так вот торопятся женщины. Конечно, это самое важное в жизни, какие трусики надеть, когда идешь в театр. Мало ли что там, в театре, будет!..
Наконец, все решения были приняты, и я решительно убрала ненужное назад, положив остальное на стул, на котором только что сидела. И... сняла свой топик... Я стояла к тебе спиной, совершенно голая, трусиков не было. И ты залюбовался - в который раз! - изгибом бедер и приятной округлостью попки. Хорошо, что спиной, а то бы ты ничего уже не увидел... Я бы увидела тебя и закрыла дверь. Погрозив пальцем...
Первым из отобранных предметов оказался корсет. Новый, ты такого у меня еще не видел. Со спины он был длиннее, чем обычно, даже немного сверху находил на попку. Что там было мягким, что жестким, где косточки, ты, конечно, не понимал, но казалось, корсет был сделан просто на заказ - настолько четко он лег по моим линиям. Я удивительно ловко застегнула все крючки и шнурочки - ты лишь усмехнулся, представляя, как тебе их сегодня предстоит расстегивать. Расправила подвязки для чулок, и, сев на стул, стала надевать чулок. Я подтянула ногу к себе, ты чуть не задохнулся от ожидания, но увидел лишь ляжку снаружи - промежность была скрыта за ногой. Я потихоньку расправляла чулок, а ты ждал, когда будет второй. Дождался, и даже был немного вознагражден. Гладко выбритый лобок мелькнул пару раз в обрамлении полноватых ляжек, но слишком быстро на твой взгляд. Я встала, подстегнула по очереди четыре подвязки и опять отошла к кровати, но на этот раз развернулась так, что ты увидел меня спереди и полностью. Я уже спешила, смотрела в сторону, и не замечала тебя. И не должна была замечать... улыбнулся ты про себя.
Корсет спереди казался бархатным - сзади атласным. Особенно бархатная темнота сгущалась под моими грудками, которым было не тесно и не просторно, открытые сверху, они лежали в своем ложе такие манящие, что ты облизнул пересохшие губы. Талия довольно круто расширялась к бедрам, и между виднелась гладенькая киска, нежная. Ты очень живо представил, как ты погружаешь ладонь между ляжек, и даже ощутил влажность на своих пальцах... Черные чулки делали мои полноватые ножки идеально стройными, и... но видение было мгновенным. Я исчезла за стенкой, появилась через 10 секунд уже в трусиках. Ты опять улыбнулся. Трусики ты снимал с меня, конечно, всегда, а вот корсет и чулки чаще оставались... Поэтому, трусики сверху. Ты попытался разглядеть, какие на мне трусики, но было уже поздно - я надевала платье. Платье было твоим любимым, синее, цвета глубокого неба, с довольно глубоким вырезом, в обтяжку на груди и животе и широкое внизу. Сверху три пуговички прячут молнию, которую ты так любишь расстегивать... Сегодня твой день!
А я решительно застегнула молнию, глянула еще раз в зеркало, поправив прическу, и вышла в зал. Не заметив открытой двери. И не должна была заметить. Ты улыбнулся мне, и этой моей рассеянности, встал и шагнул навстречу. Мои губы были накрашены немного ярко, чуть-чуть вызывающе густо, и поэтому ты лишь слегка прикоснулся к ним, когда я подставила лицо для поцелуя. Сердце забилось, ты ощутил волнение. Вот, сейчас! Сейчас начнется Игра. Она уже началась, но то была преамбула, а сейчас... Сейчас я буду отдавать тебе то, чего ты хочешь, Игра закружит и унесет нас, но каждое слово, каждый жест становится очень важным. Хрупкую грань между Игрой и обыденностью так легко разрушить... Мое лицо изменилось, стало озабоченно тревожным, и ты испугался. Это была Игра, ты знал, что так должно произойти, но поддался естественности и искренности млих чувств и тоже тревожно-вопросительно посмотрел на меня.
"Что такое?"
"Время, - сказала я, - мы опоздали". Мой голос сник и немного дрожал. Ты посмотрел на часы - было начало восьмого. Почти два часа прошло у меня за кофе, который успел остыть, а ты не успел этого заметить. Тут ты понял, что меня огорчило (и как огорчило!), и облегченно рассмеялся. Притянул к себе, поцеловал в лоб и сказал...
"Господи, какая ерунда! Из-за этого расстраиваться? Сходим в следующий раз".
"Ты ведь так хотел на этот спектакль!" - я уже чуть не плакала.
О, да! я очень хотел этот спектакль, мелькнула мысль и усмешка где-то на заднем плане, но я явно расстроилась, и меня надо было успокаивать.
"Да брось ты, в самом деле. Из-за пары билетов", - ты достал два билета. Билеты были красивыми, места - дорогими. "Не обеднеем", - и ты нежно-нежно поцеловал мои глаза, в которых где-то в глубине уже проглядывали слезы.
"Нет, нет. Я копошилась как клуша, купила вчера новый набор косметики и увлеклась, забыла про все. А ты ведь так хотел в театр. Новая рубашка... ой, мой галстук. Тебе идет", - я улыбнулась, - "И смотри, как здорово подходит к моему платью".
Цвета рубашки и платья были не одинаковыми, рубашка тоже голубая, но чем-то серее, она была прекрасным фоном, на котором мое платье почти светилось, и они совсем не сливались, а дополняли, были рядом. Ты улыбнулся. Вкус у меня был отменный, и даже мелочи типа запонок были тщательно продуманы и подобраны.
"Ну, все. Давай пить кофе. Забыли. Вечер с тобой гораздо интереснее театра".
В моих глазах промелькнуло упрямство и... какая-то чертовщинка, а у тебя в груди опять прошла горячая волна.
"Нет. То есть, да. Вечер будет интереснее. Но не забыли. Я виновата - и я заслуживаю наказания. Не знаю какого, это будешь придумывать ты. А я буду весь вечер угождать тебе и замаливать грехи. Чтобы ты меня простил".
В моем голосе звучали уже не слезы, а озорство, немного капризности и нежность. Что ты мог ответить?
"Садись. Ты сегодня турецкий султан, я твоя наложница. Ты будешь отдыхать, а я тебе прислуживать. Сейчас ты будешь сидеть и придумывать мне наказание, а я пойду, заварю еще кофе".
До кофе на столе появилась бутылка вина и один (!) бокал. Низко наклонившись, я налила в бокал, и ты, конечно, как дурак, во все глаза пялился в мой вырез и едва подавил желание схватить, сжать меня, задрать платье и овладеть мною прям тут, на журнальном столике, пролив вино и остатки кофе. Но сдержался... Я исчезла на кухне. Нервная дрожь и напряжение нарастало, у тебя стала кружиться голова. Ты и не подозревал, что Игра заведет тебя до такой степени! Это была почти кульминация, сейчас, сейчас ты скажешь, что я хочешь, и я... соглашусь, отдамся тебе, твоей воле, а ты, наверное, упадешь в обморок. Такая перспектива развеселила тебя, и ты немного успокоился. Сделал несколько глотков вина, откинулся в кресле. Увидев свечку на столе, зажег ее.
Я внесла подносик, на котором стоял изящный фарфоровый кофейник и опять одна чашка. Это надо было прекращать.
"Принеси еще чашку и бокал!"
"Нет. Я сегодня наказанная, я не должна пить с тобой".
"Если ты наказанная, то я буду решать, что ты должна, а что нет", - сказал ты с улыбкой.
Я заколебалась было, но, видимо, решив, что это справедливо, молча ушла на кухню и вернулась с еще одним бокалом и второй чашечкой кофейного сервиза. Поставив посуду на стол, я зажгла еще несколько свечей, разбросанных по комнате и погасила свет.
Потом я не села в кресло, а опустилась рядом с тобой на колени. Широкий низ платья не мешал этому, но зрелище было странное.
Возбуждающее, чарующее и странное. Я стояла на коленях, опустив глаза и всем своим видом показывая, что я жду... наказания?
Вдруг все происходящее тебе показалось каким-то нереальным, то ли просто глупым, ты улыбнулся и какое-то время боролся с собой, чтобы не рассмеяться. Но... мои груди так призывно смотрели на тебя из выреза, что ты очень быстро вернулся в то состояние ожидания и возбуждения, которое владело тобой вот уже пол вечера. Ты налил мне полный бокал вина и сказал...
"Пей!"
Я взяла бокал двумя руками и как послушная девочка выпила, не спеша, маленькими глотками, но до дна. От вина над губой остались маленькие красные "усики". Ты поднял мое лицо и наклонившись - я стояла совсем рядом - поцеловал, слизнув остатки вина с моих губ. Я как бы очнулась от своей покорности, опять в глазах заиграли озорные искорки, и уже глядя прямо тебе в глаза, спросила...
"Ты придумал мне наказание?"
Ты задохнулся, и даже вцепился в подлокотник кресла - внезапно закружилась голова. Медленно, шепотом, выдавливая из себя слова, ты произнес...
"Я... хочу... тебя... изнасиловать..."
Мои глаза немного потемнели, в них проявился не то испуг, не то вопрос, но я тут же подавила все эти эмоции и улыбнулась, выражая покорность твоему решению. Ты тут же спохватился...
"Нет, нет. Ты не думай, я не буду груб, или, там, бить тебя, но я хочу почувствовать, что ты моя, совсем моя, что я владею тобой, что я взял тебя, даже если ты не хочешь..." - ты уже нес какую-то чушь, задыхаясь и боясь, что я тебя не пойму, пойму не так или сочту извращенцем, или... Странно. Игра как бы отошла на второй план, забылась, все стало совершенно настоящим - и желание - совершенно похотливое и неприличное желание, и нежность, и чувство вины, и восторг, и любовь, все обострилось - это и была Жизнь, в отличие от обыденных будней, которые были лишь жалким подобием игры...
"Да, да. Я понимаю, ты не волнуйся, я понимаю. Я согласна" - я улыбалась тебе нежно, покорно и мудро...
Звук моего голоса отрезвил тебя. "Бред!" - подумал ты. Замотал головой.
"Ой, что это со мной. Забудь. Бред какой-то, ты что..."
"Нет, нет. Не бред. Я хочу. Ты хочешь - а значит, и я хочу. И это будет мне наказание, и ты забудешь про театр..."
"Нет..."
"Да..."
Мы препирались еще какое-то время, сначала всерьез и горячо, потом с нежными улыбками, желая доставить друг другу удовольствие, потом... Потом, по мере того, как ты давал себя уговорить, в тебе нарастало желание, похоть, в твоих глазах проявлялась сталь, и ты с удовольствием видел покорность в моих глазах... Ты уже ощущал, как расстегнешь мое платье и доберешься до этих дразнящих грудей, задерешь юбку, снимешь трусики - я буду лежать в совершенно неприличном виде, открыв твоему взору вход в глубину своего влагалища между раздвинутыми ляжками, как ты... Ты облизнулся и допил свой бокал.
Потом ты наполнил оба бокала, и я также медленно и покорно выпила еще. Ты уже не так нежно, даже грубовато, притянул меня к себе и поцеловал. Страстно, сильно засасывая губы, заявляя свои абсолютные права. Потом еще и еще, насилуя меня уже в поцелуе. Я была покорна и податлива.
Ты встал, поднял меня, продолжая целовать. Теперь ты, уже не стесняясь, мял мои груди, теребил попку, прижимал к себе и отстранялся, просовывая руку между моих ног. Развернул к себе спиной, прижал попкой к напрягшемуся члену и не расстегивая платья просунул пальцы в корсет. Моя грудь всегда сводила тебя с ума... Я покорно изгибалась, наклонялась, раздвигала ноги и подставляла губы. И хотя ты все более распалялся, и иногда довольно больно хватал мою грудь или ляжку, но я улыбалась счастливой улыбкой, то ли считая это справедливым наказанием, то ли удовольствием. Ты уже тяжело дышал и поэтому остановился, помотав головой, и весело посмотрел на меня. Я, опустив глаза, нарисовала улыбку и покорность на лице.
Ты сел в кресло, приказал мне налить кофе - и себе тоже - и усадил потом на колени. Кофе был горячий, и, боясь меня ошпарить, ты прекратил свои приставания, мы пили кофе и щебетали - ты все просил прощения за свою неслыханную наглость, а я доказывала, что я плохая девочка, и лишь благодаря твоей нежности и мягкости я так легко отделалась, и это совсем не наказание, а удовольствие. Ты стал гладить мою ногу, и я тут же задрала платье, чтобы тебе было удобнее гладить мою ногу - да и вид так был приятнее. Но тут ты решил проявить строгость - в конце-концов у нас изнасилование! - и шлепнул меня по руке, строго сказав, что ты сам сделаешь все, что захочешь и когда захочешь. Я несколько съежилась, опустила глаза и покорно сидела, пока ты гладил мою ногу. Шелк платья приятно скользил по чулку, но еще приятнее было нащупывать подвязки и голое тело выше чулка. Потом ты приказал мне немного наклониться и оттянуть край платья и корсета... Это удалось не очень, но уже можно было заглянуть туда, где в глубине терялась ложбинка между грудями, оттуда тянуло теплом и завораживающей бархатной темнотой...
Голова слегка кружилась - теперь уже и от выпитого вина, кофе кончился.
"Теперь я тебя положу на кровать. Можно я тебя привяжу?"
Я мельком взглянула на тебя, тут же снова опустив глаза.
"Да, конечно. Ты можешь делать все, что захочешь..."
Мы встали, ты взял меня за руку и повел в спальню. Там ты опять обнял меня и еще несколько минут целовал, уже нежно поглаживая спину и попку. Потом отстранился, посмотрел на меня и приказал...
"Накрась губы!"
Ту помаду, которую я так тщательно наносила час назад, ты уже съел. Я опять подкрасилась, наверное, еще более вызывающе, чем прежде.
"Мне нужна лента. Широкая капроновая лента!"
Лента у меня "случайно" оказалась. "Случайно" она оказалась очень в тон моему платью. Ты взял ленту, разрезал ее на четыре части. Потом уложил меня на кровать. Привязал одну полоску ленты к ножке кровати в изголовье, ты взял мою руку, закинул вверх, к изголовью, и привязал к ленте. Так, не очень... Я могла, конечно, легко выпутаться при желании, но такого желания у меня не было. Ты постарался изобразить на ленте достаточно причудливый бант, он получился большим, но несколько кривоватым.
Потом ты также привязал вторую руку, потом ноги. Это заняло определенное время, но к концу ты уже научился весьма неплохо завязывать красивые банты. Оценив, что получилось, ты все-таки вернулся к первой ленте и перевязал ее. Перед тобой лежала женщина, привязанная к кровати, с широко разведенными руками и ногами. Моя грудь вздымалась при дыхании, губы блестели в неярком свете пары ламп.
"Тебе удобно?"
"Да", - я взглянула на тебя и улыбнулась, но тут же опять отвела глаза.
"А мне, наверное, будет не совсем", - сказал ты, задумчиво глядя на меня. Ты уже представлял, что именно тебе будет неудобно. Ты взял продолговатую подушку и стал подсовывать под меня.
"Подними зад!" - ты старался быть грубым - по крайней мере, когда вспоминал об этом. Подсунул подушку мне под попку, но она была слишком мягкой, практически возвышения не получилось. Ты подумал. Сходил в зал и принес несколько толстых книг большого формата, какие-то словари и энциклопедии. Раз уж моя женщина такая интеллектуалка, мы используем именно это, подумал ты с ехидной усмешкой. Я тут же подняла попку, и ты подложил под меня четыре книжки, сдвинув подушку под спину. Мой вид возбудил тебя до крайности. Надо было успокаиваться, до развязки еще далеко. Ты сходил за вином и бокалами, выпил залпом почти полный, потом спросил...
"Хочешь вина?"
Я взглянула на тебя и виновато улыбнулась - вина я хотела, но выпить уже не могла. Ты налил мне в бокал, потом присел рядом и, приподняв, насколько получилось, мою голову, стал осторожно поить меня из бокала. В конце концов, струйка все равно убежала, сбежала с уголка губы на шею, и на подушку. Мне было щекотно, я засмеялась и толкнула твою руку - вино еще больше пролилось, на подбородок, на шею, на грудь. Улыбнувшись, ты поставил бокал, и сев рядом на кровать, стал осторожно меня целовать и слизывать капли вина. С шеи, с плеча... Осторожно поцеловал ее губы, чтобы не съесть помаду второй раз... И потихоньку ты добрался до моей груди. Целуя грудки, ты осторожно расстегнул молнию, спрятанную за тремя пуговками - но грудь не открылась, дальше был корсет. Впрочем, ты быстро нашел молнию, которая шла до середины живота - именно в этом был секрет простого и легкого одевания - крючки и шнурочки потребовали бы уйму времени и армию помощников. Лиф корсета был бархатный, удивительно приятный на ощупь, что, конечно, усиливалось приятностью того, что этот лиф поддерживал. Ткань на животе была совсем непонятная, скорее шелк, но тоже бархатистый. Снимать это не хотелось, хотелось гладить и гладить. Но все-таки ты, наконец, расстегнул молнию, раздвинул половинки скорлупки - и не удержался. Тут же впился поцелуем в сосок. Мял вторую грудку, целовал и ее, целовал все, постепенно становясь безумным... Ты очнулся, отошел, налил еще вина и стал медленно пить, глядя на меня.
"Дорогая", - голос оказался хриплым, - "спасибо тебе. Я так хочу тебя... Тебе удобно?"
"Да", - я улыбалась.
Поставив бокал, ты сел у моих ног и медленно поднял платье до пояса. Сначала ты насладился видом моих ног в черных матовых чулках, потом подвязки и матовая полоска кожи, потом трусики и кружевной низ корсета. Конечно, тебя как магнитом притянул вид моих широко расставленных ног. Треугольник трусиков был темно-прозрачным, плотно облегал мои набухшие половые губы, не столько что-то скрывая, сколько дразня... Треугольник блестел влагой в неярком свете. Ты обрадовался этому свидетельству того, что и мне наша игра нравится - все-таки до того было какое-то неясное чувство сомнения. Ты улыбнулся мне и стал гладить треугольник трусиков. Я вздрогнула, издала легкий стон, и ты почувствовал, как напряжено все мое тело. Ты гладил мои ляжки и набухшие бугорки между ног, трогал набухшие соски, проводил пальцем по ложбинке между половыми губами... Я стонала уже довольно откровенно, порывалась протянуть к тебе руки или поднять ноги, но они были привязаны. Тебе доставляло удовольствие дразнить меня, но потом ты вспомнил - это же все-таки изнасилование. Ты стал грубее, резко и сильно сжал мою грудь, укусил сосок, одновременно сжав то, что прикрывалось трусиками. Я взвыла и дернулась в сторону, но ты не отпустил, и какое-то время еще мучил меня такими грубыми ласками. Сдвинув трусики, ты несколько раз коснулся клитора кончиком языка, на что я отзывалась вздрагиванием каждый раз. И вдруг неожиданно взял его губами и стал сосать, но совсем не нежно, а сильно и страстно. Потом ты засунул два пальца мне во влагалище и стал там ими вращать. У меня на лбу появился пот, под трусиками уже было не просто мокро - хлюпало, периодически по телу пробегали судороги... Я уже не вздрагивала, а выла...
Ты легко сообразил, как снять трусики - они были застегнуты на кнопках с двух сторон. Ты их отбросил в сторону и, уже не прикасаясь, стал меня разглядывать. Волосы растрепались (я убрал их с лица), расстегнутое, слегка помятое платье, половинки корсета торчат в стороны открывая грудь с крупными ягодками розовых сосков, до живота задран низ платья, а далее бесстыдно открытый лобок, набухшие половые губы не прикрывают, а скорее, подчеркивают темное отверстие влагалища, обрамленное лепестками малых губ, и в которое, кажется, можно уже было заглянуть довольно глубоко... Кончить ты мне не дал, и вид у меня был ждущий, зовущий, просящий. Что особенно сильно подчеркивалось моей позой с подложенными под попку книгами.
Влагалище было раскрыто и как бы с предложением "Пользуйтесь мною!"
Пора было раздеваться. Ты сам уже с трудом сдерживал страсть, в голове стучало и кружилось, иногда пробегала дрожь по всему телу. Ты сходил за остатками холодного кофе, горький напиток немного отрезвил тебя, и ты тем же образом, что и раньше, дал мне выпить несколько глотков. Мы оба немного успокоились.
Ты снял пиджак, повесил на плечики. Методично, одно за другим, как если бы был один, снял рубашку, брюки, носки... Все аккуратно повесил и положил. Оставшись в трусах, ты подошел ко мне. Член не помещался в трусах и кончик торчал сверху. Ты нерешительно остановился, и я пришла к тебе на помощь.
"Дай, я его поцелую..." - и, повернув голову к тебе, сложила и вытянула губы трубочкой, как бы пытаясь дотянутся. Голос был хрипловатым.
Ты тут же сбросил трусы, твоя палка наконец-то вырвавшись на свет и в ожидании дальнейших, еще более приятных событий, колебалась вверх-вниз. Ты подошел к кровати, и поднес головку к губам. Я, взяв в рот только головку, начала щекотать ее языком, облизывая по кругу. Собственно, долго ты бы не выдержал. Ты сделал несколько движений, вводя член глубже и глубже, потом встал надо мной на четвереньки и стал водить задом вверх-вниз. Яички хлопали меня по щеке. Но тут ты увидел мои раздвинутые ноги - и у тебя все поплыло перед глазами, ты чуть не кончил. Ты буквально соскочил с кровати и начал гладить мои ляжки и влажную промежность.
"Я хочу тебя... попробовать..."
"Да, конечно. Я тоже хочу..."
Ты встал на колени между моих ног и медленно ввел головку между губами. Даже только до половины. У меня было горячо, даже очень горячо. Ты ввел головку целиком. Вид - умопомрачительный. Ты уже понял, что сейчас все кончится, ты уже больше не мог оттягивать и играть, ты ворвешься, упадешь в меня и не сможешь, даже недолго, сдерживаться... Еще раз почувствовал атласность моего влагалища. Еще раз посмотрел на вид моих грудей - растерзанный и доверчиво открытый. Войдя в меня до конца, ты дотянулся до груди и погладил ее, слегка касаясь. И вот тут ты не сдержался. Ты сжал грудь, потом другую и начал бешеные толчки. Я закричала, но ты уже ничего не слышал, а бил и бил, всаживая член, насколько мог глубоко, пытаясь вколотить себя в меня распростертую под тобой... Потом была темнота...
https://pizdeishn.org/classic/1643-hrupkaja-gran.html
1 086